Во всем вышесказанном я коснулся таких тем, каждой их которых были посвящены многие тома. Дело в том, что я рассмотрел разные искусства, но только в одном отношении. Я хотел указать на то, что, если мы строим мосты из камня, стали и цемента, точно так же каждый медиум обладает собственной (активной и пассивной, исходящей и воспринимающей) силой и что основанием для различения разных черт искусств является эксплуатация ими энергии, характерной для материала, используемого ими в качестве медиума. Большая часть написанного о разных искусствах и самой их разнице, как мне кажется, была написана изнутри, то есть медиум в таких работах принимается за данность, и поэтому не ставится вопрос о том, почему он именно то, что он есть.
Так, литература предоставляет доказательство – быть может, более убедительное, чем в других искусствах, – того, что искусство является изящным, когда оно опирается на материал другого опыта и выражает его материал в медиуме, усиливающем и проясняющем его энергию за счет дополняющего его порядка. Искусства достигают этого результата не благодаря сознательному намерению, но в самом акте творчества, посредством новых объектов и новых модусов опыта. Каждое искусство о чем-то сообщает, поскольку выражает. Оно позволяет нам живо и глубоко делиться смыслами, к которым мы были немы или для которых у нас был лишь слух, позволяющий сказанному переходить в открытое действие. Ведь коммуникация – это не объявление о вещах, даже если о них говорится с нажимом и громогласно. Коммуникация – это процесс создания причастности, сообщения того, что было обособленным и единичным; и творимое ею чудо отчасти состоит в том, что передача смысла, когда он действительно сообщается, наделяет телом и определенностью опыт не только того, кто высказывается, но и того, кто слушает.
Люди могут объединяться другом с другом по-разному. Но единственная подлинно человеческая форма объединения, отличающаяся от стадности, позволяющей защититься и не замерзнуть, как и от простого инструмента для внешнего действия, – это причастность к смыслам и благам, осуществляемым коммуникацией. Выражения, составляющие искусство, – это коммуникация в ее наиболее чистой и незапятнанной форме. Искусство сметает преграды, разделяющие людей и в обычном их союзе остающиеся непреодолимыми. Сила искусства, общая для всех искусств, в наиболее полной мере явлена литературой. Ее медиум уже сформирован коммуникацией, что вряд ли можно утверждать о любом другом искусстве. Можно допустить тщательно проработанные и убедительно сформулированные аргументы, оспаривающие нравственную и человеческую функцию других искусств. Но не может быть таких аргументов в отношении искусства словесности.
11
Человеческий вклад
ПОД ВЫРАЖЕНИЕМ «человеческий вклад» я имею в виду те аспекты и элементы эстетического опыта, которые обычно называют психологическими. Теоретически обсуждение психологических факторов не обязательно должно быть частью философии искусства. Но в практическом плане оно необходимо. Дело в том, что в исторически сформировавшихся теориях немало психологических терминов, не использующихся в нейтральном смысле, но нагруженных интерпретациями, навязанными некогда популярными психологическим теориям. Освободите от специфических смыслов такие термины, как «ощущение», «интуиция», «созерцание», «воля», «ассоциация», «эмоция», и значительная часть эстетической философии исчезнет. Кроме того, каждому из этих терминов различные школы философии приписывают разные смыслы. Например, совершенно по-разному трактовалось «ощущение» – и как понятие, являющееся единственной исходной составляющей опыта, и как идея, которая является наследием низших форм животной жизни. Эстетические теории полны окаменелостей устаревших психологических теорий, поверх которых набросан мусор психологических дискуссий. А потому обсуждение психологического аспекта эстетики неизбежно.
Естественно, это обсуждение необходимо ограничить общими качествами человеческого вклада. В силу индивидуального интереса и установки художника, а также индивидуального характера каждого конкретного произведения искусства собственно личный вклад следует искать в самих произведениях искусства. Однако, несмотря на огромное разнообразие этих уникальных продуктов, всем нормальным индивидам свойственна общая конституция. У всех одинаковые руки, органы, размеры, органы чувств, ощущения и страсти, все питаются одной пищей, всем наносит урон одно и то же оружие, все подвержены одним и тем же заболеваниям, все лечатся одинаковыми лекарствами, греются и охлаждаются при одинаковых колебаниях климата.
Чтобы понять основные психологические факторы и защитить себя от ошибок ложных психологических теорий, которые привели к неразберихе в эстетических философиях, мы обратимся к нашим базовым принципам. Опыт определяется взаимодействием организма с окружающей средой, которая является как человеческой, так и физической, и включает в себя материалы, образованные традицией и институтами, а также локальным окружением. Организм привносит вместе со своей собственной структурой, врожденной или приобретенной, силы, играющие в этом взаимодействии определенную роль. Субъект не только действует, но и претерпевает, и его претерпевание – это не впечатления, отпечатанные на неподвижном воске, поскольку они зависят от того, как организм реагирует и отвечает. Не бывает опыта, в котором человеческий вклад не был бы фактором, определяющим происходящее в нем. Организм – это сила, а не прозрачный лист.
Поскольку каждый опыт образован взаимодействием «субъекта» и «объекта», самости и мира, сам по себе он не является ни чисто физическим, ни чисто ментальным, независимо от того, в какой мере преобладает тот или другой фактор. Виды опыта, называемые из-за преобладания в них внутренних качеств ментальными, прямо или косвенно все равно указывают на опыт более объективного характера; такие виды опыта – это продукты различения, а потому могут пониматься, только если мы учтем полный нормальный опыт, в который внешние и внутренние качества встроены так, что каждый из них утрачивает свой особый характер. В опыте вещи и события, принадлежащие миру, физическому и социальному, преобразуются благодаря человеческому контексту, куда они вступают, тогда как живое существо меняется и развивается в его взаимодействии с вещами, ранее для него внешними.
Эта концепция производства и структуры опыта выступает, следовательно, критерием, который будет использоваться для интерпретации и суждения о психологических концепциях, игравших главную роль в эстетической теории. Я говорю о суждении или критике, поскольку многие подобные концепции коренятся в разделении организма и среды, разделении, которое считается изначальным. Предполагается, что опыт возникает исключительно внутри субъекта, разума или сознания, что он является чем-то замкнутым в себе и поддерживает лишь внешние отношения с объективной сценой, в которой ему довелось состояться. При этом психологические состояния и процессы не считаются функциями живого существа, живущего в естественном окружении. Когда связь субъекта с миром обрывается, тогда и различные способы взаимодействия одного с другим утрачивают связь друг с другом. Они распадаются на разрозненные составляющие чувства, ощущения, желания, цели, знания и воли. Внутренняя связь субъекта с миром, обеспечиваемая взаимностью претерпевания и действия, а также тот факт, что все различия, привносимые анализом в психологический фактор, являются лишь разными аспектами и фазами непрерывного, хотя и многообразного взаимодействия субъекта и среды, – вот два главных момента, которые будут определять наше дальнейшее рассуждение.
Прежде чем начать более подробное обсуждение, я должен, однако, сослаться на то, как, собственно, исторически возникли эти жесткие психологические различия. Первоначально они были выражениями различий, обнаруживаемых между разными группами и классами общества. Едва ли не лучший пример обнаруживается у Платона. Он прямо вывел трехчастное деление души из наблюдений за общественной жизнью своего времени. То есть сознательно сделал то, что делали и многие психологи в своих классификациях, не понимая в полной мере их источник, когда извлекали их из различий, встречающихся в обществе, но считали, что пришли к ним исключительно путем интроспекции. Платон, опираясь на очевидную общественную картину разума, провел в нем различие между чувственно-желающей и присваивающей способностью, присущей торговому классу; «духовной» способностью, определяющей силу импульса и воли, которую он вывел из граждан-воинов, послушных закону и исповедующих верные взгляды, даже ценой личного блага; и, наконец, рациональной способностью, обнаруженной им в тех, кто годится для законотворчества. Те же отличия он счел определяющими различные расовые группы – людей с Востока, северных варваров и афинских греков.